«Молодёжь стала другой» – причитал древнегреческий философ Сократ, живший аж в пятом веке до нашей эры. С той поры, а скорее всего ещё раньше, каждое «старое» поколение жаловалось на новое. Конфликт отцов и детей был актуален во все времена. Когда мы росли, упрекали нас, когда мы выросли – начали упрекать молодёжь сами.

Это наталкивает на мысль, что, возможно, дело не в каком-то историческом периоде или духе какого-то определенного времени, а в самой специфике молодого возраста. Условного интервала от 15 до 25 лет. В это время в крови играют гормоны, душу раздирают эмоции, а в голове гуляет ветер. В общем, молодой человек, что называется, «ловит беса». В таком состоянии подростку кажется, что весь мир против него, а старики уже давно сошли с ума и ничего не понимают. Молодняку хочется выразить громогласный протест сложившейся ситуации и во что бы то ни стало изменить мир.

Но он не будет меняться, если протестовать только у себя на кухне или во дворе с пацанами. Этого недостаточно для набора критической общественной массы. Чтобы эффективно решать эту сверхзадачу, нужно иметь возможность транслировать свой бунтарский посыл на большую аудиторию. Необходим рупор. 

Всю историю человечества единственными подобными инструментами были книги и подпольные собрания, переходившие в публичные выступления, которые, в свою очередь, перерастали в восстания, бунты и прочие проявления анархии. Но во второй половине двадцатого века у бесноватой молодёжи появился другой, гораздо более мощный и универсальный инструмент, способный умножить на тысячу или даже миллион запал сопротивления мировому порядку.

Событием, которое разделило двадцатый век на две части, стала Вторая Мировая война. В 60-х годах в литературе появился термин «потерянное поколение». К нему причисляли молодых людей, родившихся на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. На их взросление, молодость и зрелость выпали два крупнейших военных конфликта в истории человечества. Среди выдающихся писателей представителями «потерянного поколения» стали Эрих Мария Ремарк («Три товарища»), Томас Вульф («О времени и о реке»), Эрнест Хемингуэй («Старик и море»), Скотт Фицджеральд («Великий Гэтсби») и многие другие. По большому счёту вся их сознательная жизнь, как и жизни героев их произведений, прошли под постоянным императивом войны.

Пережив самое ужасное событие в мировой истории, они уже не видели смысла в обычной жизни. Все бытовые проблемы казались им незначительными. Они потеряли свою личность и всяческую мотивацию. Вторая Мировая война была настолько деморализующим явлением, что следующее поколение, так называемых, «бэби-бумеров», родившихся в конце 40-х и начале 50-х, патологически не хотело повторения чего-то похожего. 

Но, как это часто бывает, желания и планы обычных людей не совпадали со взглядом на мир руководителей сверхдержав.  Поэтому с окончанием «горячей» войны сразу же началась «холодная». Она ознаменовалась в первую очередь борьбой за лидерство в сфере производства самого мощного атомного оружия. Его постоянные испытания, военные учения и провокации, натянутость международных отношений погружали население планеты в глубочайшую депрессию и ежедневный страх ядерной войны.

Для того чтобы не сойти с ума от невыносимости бытия в условиях перманентной ядерной угрозы, простому народу нужно было как-то отвлечься и, что ещё более важно, – иметь возможность выразить своё неприятие постоянным попыткам глав крупнейших государств развязать третью мировую войну. Человечество нашло своё спасение в музыке. Она, конечно, была и до войны, и во время неё, но тогда её задачи не носили столь важный социальный и гуманистический характер.

В те годы авангардом бунтарского оптимизма стал рок-н-ролл. Рядом с ним встали хиппи и растаманы, которые, чтобы сбежать от угрожающей реальности использовали не только музыку, но и марихуану. «Make love, not war», «All you need is love» и прочие миролюбивые манифесты всё чаще начали проявляться в общественном сознании. 

60-е –время надежд о том, что больше никогда не будет войны. Её должны заменить бесконечные свидания с девушками, причудливые прически, «покатушки» на тачках, твист и прочее «стиляжничество». Фоном для этого карнавала пацифизма был взрыв 50-мегатонной «Царь бомбы», полёт человека в космос и на Луну, Карибский кризис, Вьетнамская война и другие плоды гонки вооружений.

Проповедниками нового мира стали The Beatles– первые бунтари рок-н-ролла, ставшие популярнее Иисуса Христа. За ними эстафету подхватили рок-исполнители, сделавшие привычную музыку гораздо более жесткой. Именно при этом переходе обнажилась потребность нового поколения в уходе от преемственности и создании чего-то принципиально нового. Рокеры больше не хотели быть просто музыкантами, борющимися за отсутствие войны и мир во всем мире. 

Их уже не так сильно «парила» атмосфера ядерного противостояния двух мировых полюсов силы. Музыканты нового поколения хотели стать настоящими «рок-звездами». Это означало, что если ты достаточно прогрессивен, смел и знаменит, то можешь себе позволить жизнь, которая недоступна для простого обывателя. Рок-звезда живет только по своим правилам, отрицает любую власть, употребляет бесконечное количество наркотиков и спит с любыми понравившимися женщинами. Солисты каких-нибудь Rolling Stones именно так и делали.

В погоне за безудержной свободой и стиранием всяких предрассудков рок-музыка породила бесчисленное количество поджанров, одним из которых стал «панк». Именно он из всей плеяды появившихся направлений подхватил знамя протеста. Его особенностью была максимальная маргинализация рока и музыки в целом. Сам термин «punk»имел массу значений, среди которых «мусор», «отброс» и даже «говнюк». 

Жанр был пристанищем низших слоев населения.Но никто из панков этого не стеснялся, а наоборот, максимально проявлял свои отличия. Знаменитые ирокезы, растрепанные косухи, черепа, ошейники и рваные джинсы стали их обязательными атрибутами. Ramones, Stooges и Sex Pistols были настоящими иконами панка, превратив протест в самоцель. Корифеи рок-н-ролла и даже рока ужасались новым поколением музыкантов, а те считали стариков слишком скучными и зажатыми. Но и они веселились недолго. Бунтарями следующего десятилетия стали рэперы. Мы уже подробно писало об истории хип-хоп протеста, поэтому не будем повторяться и порекомендуем заинтересовавшимся читателям перейти по ссылке.

С приходом 90-х и нулевых протестная музыка потеряла свой смысл. СССР рухнул, холодная война закончилась, угроза атомного апокалипсиса ушла на второй план. Но мировая медиа-индустрия уже набрала свои обороты и падение одного из полюсов силы сделало её ещё более разнообразной. Появилась масса новых направлений, а уже существующие жанры были представлены максимально широко. 

Однако постепенно представители верхушки того или иного стиля начали образовывать один большой мейнстрим. Олицетворением «попсы» стал типаж Бритни Спирс, рока – Linkin Park и Evanescence, а рэпа – Эминем и 50 Cent. Но говорить о том, кто в будущем займет музыкальный Олимп, было преждевременно, хотя предпосылки некоторых трендов были уже тогда.

Россия наравне с другими странами включалась в этот процесс. Несмотря на якобы засилие на отечественной сцене «попсы» в 90-е и нулевые, другие стили также имели своё место в общем котле и располагали своей аудиторией. Да, такому понятию, как «русский рок», пришлось потесниться, ведь те самые «перемены», которых так ждал Цой, все же наступили и у таких групп как «Алиса», «Сектор Газа» и «ДДТ» пропал «враг» в лице советского режима. Но, несмотря на это, половина русских рокеров продолжали «шпарить» по инерции, а другая половина находила другие темы для своих песен. Одновременно с этим из асфальта начинал пробиваться рэп. Немытый, неотесанный и непонятный. Но движение к тому, чтобы отвоевать себе часть аудитории, определенно началось.

Вероятно, сейчас можно прийти к выводу, что уже к середине нулевых было понятно, что именно хип-хоп станет победителем в гонке за слушателей, но тогда это не было столь очевидным. Некоторые артисты решили не дожидаться подведения итогов и начинали использовать размытость первенства музыкальных жанров. 

Как раз во время этой борьбы на российской сцене появился персонаж Noize MC. Те, кто видел его впервые в качестве уличного фристайлера с электронной гитарой на улицах, никак не могли понять, что это за гибрид рэпера и рокера. Куда его отнести? Бунтарь, значит – рокер, фристайлит, значит – рэпер. А в крохотный период популярности культуры эмо он и слезливую песню про рыбу спеть может. Чем не русский аналог Tokio Hotel? 

Благодаря своему дуализму Ваня Noize всегда был и продолжает оставаться популярным. Но, что более важно, он всегда нёс с собою протест. Эта черта позволила ему стать первой молодой рок-звездой России нового поколения.

Noize MC открыл ящик Пандоры. Он показал молодёжи, что стать успешным и известным может любой, кто будет иметь яйца и отважится на разрыв шаблонов, убийство форматов и отказ от каких-либо устоявшихся правил. Главное – бунт, поза и оппозиция. Вот и его последний клип сделан как раз с целью ещё раз переполошить хип-хоп.

Карьера Нойза шла вгору вместе с развитием интернета, который ознаменовал наступление дивной эры не только для музыки, но и вообще всех сфер жизни. Новая информационная реальность дала молодым бунтарям безграничные возможности для самореализации и донесения своих мыслей до массовой аудитории. Стало возможно стать знаменитым за один день и вскоре получить доступ к деньгам, контрактам, интервью, статусу и всем остальным плюшкам известности.

Скрещение музыки с интернетом произвело эффект взрыва термоядерной бомбы, которой все так боялись в 60-е. Нужно лишь быть на один шаг смелее, чем твои предшественники. Оставался один нерешенный вопрос – какую форму выбрать? Ответ не заставил себя долго ждать. Этой формой стал рэп.

Ко времени повсеместного проникновения интернета хип-хоп окончательно стал самой популярной музыкой в мире. Новичков подкупала его простота и минимальный порог входа. 

Куда ещё идти бунтарям и будущим рок-звездам, кроме как в рэп? Где ещё можно не иметь ни своей музыкальной группы, ни хоть какого-нибудь музыкального образования? Чтобы выпускать рэп, нужен самый простой компьютер, звуковая карта и микрофон. Чтобы выступать с рэп-песнями, нужна лишь флэшка с минусами. Этим и начали пользоваться все, кто захотел повторить путь Noize MC, а желающих нашлось предостаточно.

Плюс ко всему, делать тот самый канонический рэп, как у KRS-One или даже у Эминема, стало не круто. Нужно поступить так, как в своё время поступили панки – взять за основу самый раскрученный жанр и перевернуть всё с ног на голову. Груды мышц заменить дистрофией, лысые головы – густой шевелюрой, жесткую читку – истерическими возгласами, а ответственность за слова – беспринципным словоблудием.

И вот у нас уже готов cloud-рэп, перемешанный с новомодным трэпом. Минуса в песнях стали до одури однообразны и невыразительны. Пропала нужда в написании или даже семплировании мелодий. Главным стал китч, и попытка сделать максимально «не так», как принято или было до. Если ты зашёл немножечко дальше, чем твои коллеги по сцене – значит, фокус удастся. Обеспечены высокие просмотры, лайки, репосты и даже, возможно, запуск вирусного эффекта, превращение отрывка песни или клипа в мем. Однако на этом упрощение не закончилось, так же, как в своё время не остановилась и примитивизация творчества художников авангардистов, малюющих свои картины из клякс и орнаментов.

Теперь стали популярными и те виды музыки, где и сама музыка, в общем-то, не нужна. Пребывающие на пике популярности рэп-батлы требуют лишь наличие рта и кучи остроумных панчей в голове. «Слава КПСС и Окси – новая панк волна!» – именно с этих слов начал свой первый раунд Гнойный в поединке с Оксимироном. Это и вправду так. Поколение новых рэперов – это никакие не рэперы, это современное перевоплощение старых-забытых панков 70-х.

Если перестать называть Фейса, Фараона, Гнойного и любого другого представителя новой волны рэпером, и начать называть панком – решит ли это проблему? Сбавит ли это градус хейта, который они испытывают? А сами они согласятся с таким определением? 

Ведь, как ни крути, а из перевода слов не выкинешь – punk, значит – мусор. Их популярность понятна. В них молодое бунтарское поколение видит живое воплощение протеста и сопротивления устоявшемуся порядку вещей. Для молодежи они борцы с системой, индустрией, учителями и даже собственными родителями, которые вечно всё запрещают и ограничивают свободу. Но разве наша эволюция работает по какому-то другому закону и необходимости привнесения чего-то нового? В открытости к мутациям, заставляющих вид меняться. Ведь мир, который мы видим вокруг, стал таким ярким, интересным и разным благодаря тому, что новые поколения вносили пусть даже и радикальные, но изменения в старый порядок вещей.

В 2010 году социолог Дэвид Финкелхор предложил термин «ювенойя», который означает боязнь молодости. По его словам, в настоящее время эта фобия уже выходит за рамки привычной брезгливости к одежде, музыке, образу жизни и идеалам нового поколения. Теперь мы имеем дело со страхами другого порядка. Возраст и год рождения в паспорте сами по себе больше не дают преимущества. Ведь раньше взрослый человек качественно отличался от младшего количеством знаний, которыми он обладает. Но новая информационная реальность стерла эти различия. 

Теперь каждый подросток с телефоном в кармане может за десять секунд узнать всё обо всём. Пользуясь этим преимуществом, молодняк буквально на коленке может смастерить стартап, способный оставить без работы тысячи и миллионы «старых» людей. И это уже не какие-то гипотетические угрозы, а реальность.

А что же стало с угрозой ядерной войны? 60-е остались где-то позади, но история имеет свойство иногда повторяться. Мы видим, как стремительно нарастает конфликт Северной Кореи и США, в котором каждая из сторон грозит превратить друг друга в «радиоактивный пепел». Но мы, обыватели, полюбившие и рок-н-ролл, и рэп, и все поколения панков, уже настолько отвыкли от мыслей о войне, что не представляем ежеминутную вероятность раскола земного шара на тысячи мельчайших осколков в результате межконтинентального ядерного града. Сама эта мысль кажется нам абсурдной. Будем надеяться, что сильные мира сего найдут выход из этой и будущих подобных ситуаций. А мы пока попротестуем и побесимся. Лишь бы не было войны.