Я внимательно посмотрел на Лигалайза. Нет, он действительно имел место быть, как и пробка на въезде в Москву, в которую мы сразу же после заправки вляпались. Впрочем, нам хватило ума купить ящик пива и это настраивало на философский лад. Скоро выяснилась причина затора. Какая-то барышня наехала на своем «мерсе» на потрепанного мужика, пытавшегося неспешно перейти дорогу. Он сидел на земле, ног не было видно из-под капота, в руке он сжимал пустую бутылку пива и это его расстраивало больше, чем то, что происходило вокруг. Девушка стояла на обочине прижав к уху мобильник. Передняя дверца распахнута, что создавало протискивающимся мимо машинам дополнительные трудности. С заднего сидения «мерса» отчаянно лаял йоркширский терьер с бантиком на голове. Мужик поднес бутылку ко рту и попытался вытряхнуть последние капли. Ничего не вышло.

— Блядь! — сказал он.

— Возьми баночку, — я протянул ему пиво через окно, когда наш Hummer поравнялся с «мерсом», — ты вообще как?

Мужик радостно ухватился за банку, тут же вскрыл ее:

— Вот теперь гораздо лучше, — прохрипел простуженным голосом, предварительно сделав два больших глотка.

— Так и будешь сидеть? — поинтересовался я.

— Ага, пусть менты увидят, — уверенно заявил дядька, — она же д-у-у-у-у-ра!

— Может, у нее месячные? — предположил я.

— Месячные?

— Ну да, обычно с этого начинаются все неприятности для мужиков, — уверенно заявил я.

—Откуда ты знаешь? — спросил Лига, когда мы уже отъехали от места инцидента. Пробка все равно не рассасывалась.

— Потому что я солдат!

— Ты не солдат, — под нос промычал Андрей, — ты подручный своих хозяев, который должен оповестить их об удачном снятии налогов с далеких территорий.

— Не фига себе дальние территории, — возмутился я, — да нам тут всего ничего ехать!

— Это тебе ничего, а мне полжизни пришлось и вот, когда все начало проясняться — мы застряли в самой мерзкой пробке, которую только можно представить!

— Ну ладно тебе, не кипятись, — я попытался успокоить Лигу, — давай лучше подбросим вон того паренька, — что нам стоит? У меня сегодня по расписанию несколько хороших дел.

— Тогда, почему бы тебе не начать с меня? — спросил Андрей.

— Тебя ждет самый вкусный кусок пирога, потерпи, — заверил я его, — а вот парнишке может и не обломиться сегодня, а то и вообще в скором будущем. Мы же хорошие люди?

Подействовало. Отказать себе быть «хорошими людьми» никто из нас не мог. Машина остановилась и сдала назад, прямо к остановке, на которой с растерянным лицом стоял паренек лет семнадцати. Я открыл заднюю дверь и спросил:

— Тебе куда?

— А что? — недоверчиво спросил паренек.

— До ближайшего метро довезем, — сказал я, — автобус через эту пробку до тебя не скоро доползет.

— Вы это серьезно?

— Мы похожи на шутников? — удивился я. — Никогда бы не подумал.

— Да нет… — промямлил парень, — просто… никогда вот так не бывало. И машина… трушная!

— Все в жизни бывает в первый раз, — заверил я его.

— Просто…

— Что, у тебя тоже месячные и ты боишься испачкать нам сидение? — спросил я, что бы расставить все точки.

— Э-э-э… Что?

— Ничего, проехали. Так ты садишься или как?

Парень быстро забрался в машину, дверца захлопнулась и мы тронулись дальше, в поисках настоящего бремени белого человека, как мне помнилось со вчерашнего вечера. Только зачем-то впутывая в эту историю совсем неокрепшую душонку, которая и не подозревала во что может вляпаться. А, собственно, во что? Я задумался. Ничего хорошего в голову не лезло, тем более меня все больше настораживал внешний вид парня — кто-то там, высоко на верху, знал кого подсадить именно в эту машину.

Я рассматривал его: широкие джинсы, кроссовки, длинная футболка с носорогом и кенгуруха LRG, бандана, поверх которой на бок козырьком бейсболка. Традиционный набор русского рэпера. Я помнил, что нужно что-то ему сказать. Только вот что я хотел ему сказать? Черт… пока рассматривал форму его черепа все вылетело из головы. Можно убедить его, чтобы он не верил русскому хип-хопу. Только почему именно русскому? Лучше прямо заявить — не верь вообще никакому хип-хопу! Полная дезориентация в пространстве, сплошной обман, действующий на неокрепшее сознание похлеще паров эфира, на носовом платочке с чудными вензелями. Это только на первый взгляд эти два плутоватые словца выглядят забавно, как что-то, еще оставшееся в памяти из детства — прыг-скок, бум-хлоп… Может поэтому так влекут они к себе еще вчерашних детей, искренне вообразивших себя взрослыми и обнаруживших на верхней полке антресоли новые игрушки. Вчера еще недоступные из-за малого роста, но таинственно поигрывающие и отливающие загадочным бесовским светом в мгновенно улетучившемся детском мире. Стоит дотянуться до них и все — пиши, пропало.

Вот и пишут, вернее говорят, гордо называя это читкой или еще хуже — фристайлом, иногда к месту или не к месту разбавляя магическим заклинанием «флоу». Но звуки «хип… хоп… хип… хоп» — как чавканье стальных челюстей с фальшивыми бриллиантами — перемелют и выплюнут. И из муки этой уже ничего не слепишь. Ни-че-го!

Интересно, что он подумает, когда я ему все это скажу? И подумает ли? А может, вспомнит некстати, что по телеку постоянно рассказывают о пропадающих в Подмосковье детях?

Так, пора брать ситуацию в свои руки, решил я и достал пакетик с шалфеем.

— Скажи, дружище, ты, когда читаешь, закрываешь микрофон большим пальцем? — спросил я у парня, умудряясь цирковыми движениями готовить курево.

— Я? — ошарашено выпучил глаза малыш в кепке, — ну да, трушно. Я же не попсовик какой-то?

— Не Тимати?

— Не-а!

— Не Лигалайз?

— Нет, я не продаюсь! Это все попса! — гордо выкрикнул парнишка.

Машина вильнула, и с переднего сидения угрожающе быстро надвинулось лицо Лигалайза.

— Мы нашли его, он знает правду! — закричал Лига.

— Правду? — переспросил я.

— Правду? — ошарашено просипел парень.

— Какую правду? — через какое-то время поинтересовался я. Мальчишка, не мигая, пялился на Лигалайза, тот тоже смотрел ему пристально в глаза. Машина каким-то образом продолжала двигаться вперед. Так, нужно разруливать ситуацию, иначе она опять выйдет из-под контроля.

— Расслабься, — сказал я самым дружелюбным тоном, на который был способен, — в жизни бывают неожиданные встречи.

— А правда заключается в том, — продолжил Лига, все еще смотря на парня, — что ты точно не Лигалайз!

— Да, — согласился парень.

— Лигалайз — это я! — машина чудом проскочила припаркованный на обочине автобус.

— Да…

— А мы едем искать наши деньги, — неожиданно выдал главную тайну Андрей.

— А вот это уже непристойно обнаженная правда, — согласился я, — еще правдивее, чем то, что этот человек — Лигалайз.

— Что ты этим хочешь сказать? — Лига перевел на меня взгляд.

— Может, покурим? — спросил я.

В таких разговорах всегда нужно вовремя сделать резкий поворот. Никогда не позволяй загонять себя в угол. Особенно чувакам, которые уже несколько минут ведут машину, уставившись на пассажира на заднем сидении.

— Но сначала гостю, — вовремя вспомнил я о правилах хорошего тона. — Угощайся, дружище!

— Нет-нет, спасибо! — уверенно заявил парнишка. Из-под банданы выкатилась капля пота, пробежала по переносице и повисла на кончике носа.

Я сделал несколько уверенных затяжек и протянул самокрутку Андрею. Он взял ее левой рукой и наконец-то повернулся лицом к дороге. На душе сразу отлегло. Все складывалось как нельзя лучше. Самокрутка опять вернулась мне, потом как-то медленно уплыла обратно и… ХУЯК! Я провалился в кроличью нору.

Пространство слева начинало закручиваться вовнутрь, и на этот сгиб можно было уютно положить голову. Мне пятнадцать лет. Я вижу дом, в котором прошло мое детство, позднее лето, застывший воздух и огромные тополя. Из окна голос мамы: «Домой! Пора кушать!». Мы с друзьями на лавочке рассматриваем удивительную реликвию — зарубежный музыкальный журнал с кучей фотографий. Slade, Deep Purple, Alice Cooper… и какой-то непонятный Tim Bukley. И если он в такой компании, значит стоит поверить сразу и безоговорочно, не услышав ни одной ноты. Пространство закручивалось еще больше, и картинка становилась похожей на снимок объективом «рыбий глаз». Ah, it's a happy time inside my mind, when a melody does find a rhyme. Чей это ангельский голос? И почему от него веет такой утробной тоской? Пора куда-то идти. Домой, к маме? Или опять на кухню, за очередным стаканом рома? Проступает пот. Сейчас все закончится. Цепляешься... Тщетно. В голове проясняется и я вижу возле себя на лавочке Андрея. Хотя он все же не сидит, а парит в воздухе над свежевыкрашенными досками сантиметрах в десяти, чтобы не испачкать почему-то белые брюки. Двор уже совсем не напоминает тот, который из моего детства — дома больше и выше, тополей нет, небо разрезает Останкинская телебашня.

— Андрей! — несется из какого-то окна, — пора кушать!

— Мама? — спрашиваю я.

— Ага.

— Слушай, — меня осеняет мысль, — может бабки спрятаны в этом времени?

— Это еще как?

— Ну, ты же в богатой семье вырос, и всякое такое…

— Я — в богатой семье? — удивляется Андрей. — Это миф! Я вырос в обычной советской семье.

— У тебя папа кто?

— Ученый.

— Я знал ученых, которые заколачивали приличные деньги.

— Ну, не знаю, по-моему все обычно было. К тому же они с мамой развелись, когда я был совсем маленьким.

— Ты никогда об этом не говорил, — удивляюсь я.

— Я не люблю об этом рассказывать. Все это звучит как блядский рэперский штамп.

— Это когда нужно обязательно говорить, что твое детство — полное говно?

— Да, и что отца не было…

— А мать считала последние копейки…

— Я рос на улице…

— Торговал наркотиками…

— Точно! — громко смеется Андрей. — Вот тогда ты настоящий рэпер! Только знаешь как потом обидно узнавать, что даже твой любимый Эминем списал свою биографию у Криса Палко?

— Ты ничего не списывал?

— Нет, я предпочитал об этом не говорить. Да и о чем говорить — все обычно. Никто не голодал.

— На море летом тебя маленького возили?

— Один раз было, когда мне было полтора года, а так каждое лето на даче в Подмосковье. У меня была крутая бабушка — личность, которой я восхищаюсь!

— Кто она?

— Анна Александровна Меньшикова. Она более тридцати лет была главным редактором детского радиовещания Советского Союза. В ее ведении были все программы типа «Пионерская зорька», «Радионяня», «Клуб знаменитых капитанов»… Вот она каждое лето проводила со мной в нашем фанерном домике под Москвой, по Минскому шоссе, в Голицыно.

— Туалет на улице?

— Да.

— Знакомое дело. А где ты жил в Москве?

— Благодаря бабуле мы получили двухкомнатную квартиру на одной лестничной клетке с ее квартирой.

— Братья или сестры есть? — спрашиваю я.

— Старшая сестра. Сейчас она живет в бабушкиной квартире, мы постоянно видимся. Нас так мало осталось... Еще папа…

— А мама?

— Мама умерла. Как раз во время записи альбома «XL», вернее, перед самым его выходом. Я записал песню «Первый отряд», помнишь, там есть строчки: «Спасибо мама, ты родила сына…» Приехал к ней с плеером, думал, сейчас поставлю. Я ведь когда писал эту песню — у меня слезы на глазах стояли…

— Не боишься быть наивным в своих чувствах?

— В моих песнях много наивности, но она искренняя и я ее не стесняюсь.

— Поставил песню маме?

— Не смог. Она как раз заболела и я понял, что эти строки вызовут серьезные переживания… В общем, не смог. А второго случая уже не представилось.

— Ты говорил, что родители развелись…

— Да, я еще в первом классе учился. Жил я потом с мамой и сестрой.

— Папа уехал?

— Нет, он всегда был рядом. Как я сейчас понимаю, у него тогда был очень тяжелый период в жизни. Несколько раз чуть ли не с того света возвращался…

— Пил?

— Да, он мог… Не знаю, правильно ли говорить об этом?

— Почему нет? Это же твоя жизнь, почему ее нужно стесняться?

— Я не стесняюсь своей жизни. Тем более, как показывает опыт ничего особенного в этих ситуациях не было — так многие прожили.

— Мы тоже не идеальные.

— Но такое?! Я подобных запоев никогда больше не видел! Человек неделями лежал в своей комнате в постели, кричал оттуда, когда ему нужна была выпивка… Сейчас я понимаю, что его жизнь рушилась. По сути, он пережил полный крах своих надежд. Умнейший человек, с золотой медалью закончивший школу, блестяще учившийся в институте, но… что-то потом не сложилось. Вокруг менялась жизнь, а он оказался к этим изменениям не готов. Не совсем предприимчивый, слишком честный, плохо понимающий в карьерных играх… Потом он взял себя в руки и вот уже почти двадцать лет не прикасается к спиртному. Видимо, этот жесткий слом был нужен ему — тяжело, не сразу, но со временем он обрел себя. А вот его брат, тоже Андрей Меньшиков, сразу вписался в новые реалии. Работал на телевидении. Я помню, как у нас в квартире встречались мой отец, его брат, Александр Масляков, Леонид Якубович. Тогда, как раз и был реанимирован КВН и мой дядя сыграл в этом значительную роль. Он ездил заграницу, у него была «Нива» и мне казалось, что это просто супермашина.

— А у вас была машина?

— У нас был «Запорожец».

— Круто!

— Да уж, круто… так круто, что смешно сейчас.

— Ты понимал, какие страсти бушуют рядом с тобой?

— Меня от этого всегда старались ограждать. Но ситуация довела самих взрослых до предела. Квартиру разменяли. Мы переехали на новое место жительства, но тоже в Останкино.

Андрей показывает рукой на ближайший подъезд. Там все по-настоящему, только почему-то нет людей. Но кого это сейчас волнует?

— Бабушка жила в соседнем доме, — продолжает Лига, то ли все еще показывая на дом, то ли протирая лобовое стекло. — Я был самодостаточным ребенком и всегда знал чем себя занять.

— Коллекционировал марки?

— А как же, и марки, и машинки… Чего только не было. Бабушка поддерживала мои увлечения. Она вообще старалась уделять мне как можно больше времени. Мама постоянно была на работе.

— Где она работала?

— В Доме Пионеров, одно время даже была заведующей. А я был в детском саду пятидневке и вполне нормально это воспринимал.

— То есть ты и ночевал в детском саду?

— Конечно, но никакого дискомфорта я не испытывал, тем более детсад был напротив нашего дома. Хотя сейчас мне кажется диким, что ребенка вот так вот можно отдать на целых пять дней, когда родители рядом.

— А я вот часто сам сидел дома, пока родители были на работе. Мне много не надо было — ножницы и журналы с картинками, которые нужно обязательно вырезать. А еще книги…

— Да, книг у нас тоже много было. Я постоянно их все перелистывал, искал красивые картинки. Самые классные были в Большой Советской Энциклопедии!

— А дружки на улице?

— Конечно. Но нельзя сказать, что я провел все детство на улице.

— Солдатики?

— Да, с друзьями устраивали битвы, было дело.

— В индейцев играли?

— А то! У меня на балконе была мастерская, где я мастерил луки, стрелы и прочую индейскую амуницию. Была даже своя монограмма, которую я обязательно рисовал на оружии. Маму просил пришивать бахрому от занавесок. Собирал перья.

— Учился хорошо?

— Нормально учился, но примерно до седьмого класса.

— Что потом случилось?

— Просто забил. Вдруг возникло ощущение, что мне эта учеба поперек горла стоит.

— И как проводил время освободившееся от учебы?

— Сначала страдал ничегонеделаньем. Потом открыл для себя каратэ.

— А зачем? Обижали на улице?

— Да нет, ничего такого не было.

— Но по морде случалось получать?

— Ну конечно случалось, как же без этого в детстве?

Весна, очень тепло. Расслабленный тащусь домой из школы, под нос напевая что-то из The Who. Это можно напевать? Кого ты… И что? Тогда, это было нормальным для меня, — оправдываюсь я сам перед собой, — напевать кое-что из The Who. Или из Jesus Christ Superstar. «С чего ты взял, Иуда, что кровь на этих деньгах?». Денег хотелось уже тогда. Много. Хотя, много по тем временам была совершенно другая сумма, чем, например, пару лет назад и тем более, сегодня. Денег нужно было на джинсы, настоящие, Wrangler или Levi’s, желательно тертые, как у старших товарищей. На новую чешскую гитару. На примочку fuzz. А еще на фирменную пластинку.

Возле книжного магазина уже поджидали. Кузя и его неизменные подельники братья Мацаки.

— Слышь, чувак, мелочь есть?

Это звучало как приговор. Я не помню почему, но в этот день в кармане лежал весь запас за последний месяц — 10 рублей.

— Нет.

— Иди сюда. Та ладно, не бойся. Попрыгай.

Я застываю, прыгать не могу, и все уже знаю до мельчайших подробностей.

— Ну шо, обосрался? Пакаж карманы!

Из книжного магазина выныривает какая-то тетка, смотрит на нас и скрывается за углом. Никто никуда не едет, никто никуда не идет, воробьи застыли на ветках, воздух превратился в желейную массу. Я вывернул карманы.

— Еще есть? — спросил Кузя, пересчитывая деньги.

— Нет.

— А если подумать?

— Нет.

— Пизды хочешь?

— Нет.

— Будешь должен еще 20 рублей.

— За что?

— Ахуел, шо ли?

Я часто потом был должен. Деньги, вещи, услуги, любовь… И сейчас должен. Но первый долг, осознание долга, подкатившее мгновенно к горлу, совершенно незабываемое ощущение. Как первая любовь, как смерть, как первый трип. Я был должен целых 20 рублей, но отдавать их не пришлось. Пожаловался Лещу, хозяину пластинки, которую хотел купить. Кузя получи в ебло, Мацаки на месяц исчезли, я купил пластинку. Все честно.

Вернуться бы туда сегодняшним и разрулить эту ситуацию по-новому. И прихватить с собой Лигу. Ха-ха, вот бы веселье было! Но размахивание кулаками задним числом поганое дельце, лучше не связываться с такими мыслишками — неврозов и так хватает. Я научился решать такие ситуации по своему сценарию только после армии. Лига, похоже, освоил эту науку раньше.

— Ты многого добился, занимаясь каратэ?

— Я был, наверное, первым мальчиком тринадцати лет, у которого был коричневый пояс. У моего учителя, с которым я начинал заниматься, не было такого пояса. В 1991 году, как раз в день путча я в составе сборной попал на открытое первенство Японии по Косики каратэ среди детей и подростков. За несколько дней до вылета я возвращался с дачи, вместе с танками. Потом пару дней дома в сомнениях — летим или не летим? И тут в день вылета Ельцин всем машет ручкой, все, мол, «наши» победили и на этой радостной волне мы улетаем в Японию.

— Испытывал симпатию к Ельцину в тот момент?

— Я понятия не имел, кто это такой. Я его воспринимал как того человека, который не запретит нам вылет в Японию, ничего не отменит. Все вокруг рады — значит, победили правильные люди. Я ничего в этом не понимал, но общие настроения передались и мне.

— К Белому дому не бегал смотреть как там?

— Да манал я их всех! Еще чего!

— В Японии долго были?

— Больше двух недель.

— Впечатлило?

— Конечно. Потрясал уже сам факт — я заграницей!

— Смог купить что-нибудь себе этакое диковинное?

— Что ты, откуда деньги? Несколько наших смекнули, что советские двадцать копеек и японская монета в сто йен как две капли воды похожи и бомбили автоматы с кока-колой и другой мелочевкой. Но их сразу же вычислили — мы там были единственные русские.

— А спортивные успехи?

— Да, я дошел до четвертьфинала, но в нем уже проиграл.

— Обидно было?

— Конечно, но я чувствовал в себе больший потенциал. Меня все называли вундеркиндом. И я пытался отработать выписанные мне авансы, доказать всем, что способен еще и на большее. Знаешь, это непередаваемые ощущения, когда ты положил на пол большого дядю, стоишь, а он, этакий лоб, должен тебе поклониться.

— А как твои спортивные успехи сказались на учебе?

— Я полностью забил на учебу. Дошло до того, что меня оставили на второй год, но тут вмешались родители и меня перевели на индивидуальную форму обучения и школу я заканчивал экстерном. При этом я сдавал два года за один и в итоге закончил школу раньше, чем мои сверстники.

— В пионерлагеря ездил?

— В раннем детстве было дело, но мне не понравилось. А потом я уже только в спортивные лагеря ездил.

— Дискотеки?

— А как же…

— Тебя легко отпускали из дома, контролировали?

— А некому было контролировать. Отца нет, мама на работе, сестра сама где-то с друзьями. Отец пошел чуть ли не единственный раз в школу, на родительское собрание, когда меня оставляли на второй год. Там он рассказал учителям, что я учу китайский язык…

— Ты действительно учил китайский язык?

— Ага, старательно изрисовывал иероглифами тетради.

— Много выучил?

— Нет, но это было составной моего личного мира, который я сам пытался выстроить. Не важно, чем я занимался. Важно было то, что я сам принимал решения и сам находил способы воплощения в жизнь своих идей.

Лига рисует на лавочке иероглиф, который тут же начинает менять форму, окончания превращаются в щупальца, они отрываются от поверхности и тянутся ко мне…

— Стой! — заорал я. — Стой!

Машина резко затормозила, я ебнулся лбом о переднее сидение. Парня в машине не было. Когда он исчез — я не помнил. И был ли он вообще?

— Теперь мы кого-то задавили? — тихо спросил Андрей.

— Сейчас это не имеет значения, — проговорил я, рассматривая большой рекламный биллборд метрах в десяти от машины, — думаю, нам нужно повернуть туда, — я указал вперед. На щите крупными буквами значилось: «Магазин «Оружейник». Все для охоты»

— Интересная мысль, — согласился Андрей, — а зачем?

— Нам нужно срочно вооружиться, — уверенно сказал я, — сегодня же вылетаем в Йемен, а там прямой рейс на Сокотру.

— Мне уже нравится, — закивал головой Лига.

— Эти козлы совсем офигели и мы не можем оставаться в стороне! — продолжал я.

— Козлам нельзя давать спуску!

— Иначе они и сюда доберутся!

— И тогда всем будет туго! — машина повернула в указанном на биллборде направлении. Через двадцать пять метров остановились у магазина. Возникла пауза.

— Козлы? — спросил Андрей.

— Самые настоящие! — подтвердил я.

— А кого ты имеешь в виду? — вдруг спросил Лига.

— Конечно же сомалийских пиратов, — я удивленно посмотрел на Андрея. — Ты что, не знаешь, что у них на Сокотре самые отвязные пиратские базы?

— Бог мой! — сокрушенно выдохнул Лигалайз, — кто бы мог подумать?

Но тут же тень сомнения коснулась его лица:

— А откуда ты знаешь?

— Мне один чувак рассказал, он там был.

— Ему можно доверять?

— Можно… он на Sony Records работает.

— И ты уверен, что чувакам из Sony можно верить?

— Почему бы и нет? — удивился я, — Чем они отличаются от чуваков из других лейблов?

— Ничем, — согласился Лига. Подумал, посмотрел на вывеску магазина и добавил, — а какая связь между сомалийскими пиратами и Sony Records?

— Сам ломаю голову, — искренне признался я, — но не зря же он туда постоянно мотается?

— Я всегда предполагал, что мейджоры замешаны в говне больше всех, — выдохнул Лига и открыл дверцу, — за мной! Нельзя останавливаться на полпути!

— Эй, — закричал я, — сейчас допью пиво и сразу присоединяюсь к тебе. Мы должны вооружиться по-настоящему. Там тебе твое каратэ не поможет!

— Я ненавижу пиратов! — сопел Андрей.

— Особенно сомалийских! — сделав большой глоток согласился я.

— Особенно на содержании у рекорд-мейджоров!

— Да! — я смял пустую банку, — это уже совсем не годится! Куда катится мир и что делать в нем двум честным парням?

Продолжение опять будет…